Когда я познакомился с Мишей Лосевым, руководителем студии ”Scandinava”, за его плечами был крайне интересный опыт работы в фильме “28 Панфиловцев”, а у меня — больше десяти лет в моделизме и макетировании.
Изначально речь шла только о работе над маленькой деталью будущей декорации — моделью авто, которую впоследствии надо было утопить. Однако, когда я увидел саму баржу, у меня, наверное, что-то изменилось в лице, поскольку Миша сразу сказал:
— Может, хочешь делать ее?
С этих слов началась моя работа над баржей 752 для съемок фильма «Спасти Ленинград».

По замыслу режиссера планировалось снять участок штормового Ладожского озера, в котором дрейфует набитая беженцами баржа. В основе работы лежала старая модель, которую съемочная группа фильма взяла в Институте Крылова, но сразу стала ясно: изменить надо практически всё.
Одним из первых встал вопрос определения масштаба будущего корабля. Режиссер видел масштаб 1:24, поскольку именно в этом масштабе был найден первый прототип авто. Однако этот масштаб не соответствовал ни зрелищности в кадре, ни исторической достоверности. Вообще, про достоверность здесь говорить непросто, так как никаких чертежей не сохранилось. Баржа была еще дореволюционной постройки, причем неизвестно было даже место создания! Поэтому, аппелируя к зрелищности и реализму, было принято решение – всё, что выше палубы, снести и сделать с нуля! Сказать, что работы было много – не сказать ничего. По сути баржа перестраивалась заново.
Первой проблемой стала носовая оконечность. На архивных снимках хорошо видно, что плоский нос совершенно не соответствует истине – надо было делать сведенный форштевень. Здесь мне помог пеноплекс, шлифовальная машина и много строительного клея.
Делалось это так: просчитав размер будущего форштевня, я склеил несколько слоев пеноплекса, и аккуратно срезал самые большие куски. После этого легкими, почти без усилий, движениями, придал нужную форму. На третьем этапе я уже работал шкуркой с 400-ым зерном. Параллельно я немного затупил, и решил загрунтовать пеноплекс обычной автогрунтовкой. В ответ носовая оконечность зашипела на меня, как Волан-де-Морт на серную кислоту, и немедленно покрылась язвами. В итоге пришлось работать автошпатлевкой, покрывать стеклотканью и эпоксидкой, а потом уж грунтовать.
Далее, палуба — она должна была быть крепкой, надежной и простой, как фанера. Проговорив эти мысли, я подумал: “Это идея!” — и пошел в ближайший строительный магазин. Там взял фанеру 6 мм на палубу и 4 мм на надстройки, после чего сел и начал чертить.
Также вопросы вызвала “деревянность” баржи. Нужно сделать имитацию досок. Нормальный человек в этом случае прорезал бы в фанере эту имитацию, но я же, блин, новатор, мне надо что-то свое! И я закупил рейки из шпона, которые идут на модели парусников.
Так как баржа будет не только плавать, но и нырять, а то и почти тонуть, понадобилось сделать механизм затопления и спуска воды из корпуса, а также изоляцию для проводов, подающих питание на электрику внутри макета. Для этого использовались обычные сантехнические колена. Закончив с палубой, я начал работу над самым интересным — надстройками.
Если передняя надстройка не представляла из себя особенных трудностей, будучи:
а) одноярусной,
б) не имеющий визуализации внутренних помещений,
в) имеющей простую форму,
то кормовая, совмещающая в себе функции рубки и жилого помещения, ничем из вышеперечисленных достоинств не обладала. Во-первых, её постройка предполагала большую точность в масштабе, т.к. там имелись нормальные двери для людей, вместо своеобразных ворот для домашнего скота, который до войны и составлял основной пассажиропоток этого “Лайнера”.
Во-вторых, в расчетах необходимо было учесть возможность помещения внутрь управляющей микросхемы для контроля над поведением освещения на судне в шторм. В-третьих, нужно было обеспечить возможность как монтажа оборудования, так и ремонта его в “полевых условиях.” И, наконец, в четвертых, конструкция должна была быть герметичной.
Решением стала модульная конструкция, при которой все надстройки крепились к корпусу на неодимовых магнитах, а герметичнойсть обеспечивал слой листовой резины толщиной в 1 мм. Параллельно началась работа над человеческими фигурами: “пленного предателя”, для которого использовалась фигура из набора “Звезды” — “Советские диверсанты”. Ну, а в качестве иллюминаторов я решил использовать прозрачный миллиметровый пластик от EVG и белый пластик той же толщины. Для обеспечения точности прибегнул к лазерной резке – и вуаля – мою шею долгое время украшали своеобразные “бусы”.
Очень важно было показать масштабы трагедии тонущего судна, поэтому на палубе были расставлены предметы, размеры которых хорошо понятны зрителю. В моем случае этими предметами, помимо фигур людей и техники, стали различные бочки, ящики и чемоданы. Конечно, фото сделаны в разное время — это легко заметить по изменяющимся надстройкам судна, на мой взгляд так даже нагляднее.
Якоря использовались серийные, от фирмы Амати — так как сроки поджимали а человеко-часов не хватало, делать якоря с нуля было неразумно. Путем перебора был выбран якорь Матросова, который иногда использовался на гражданских судах в показываемый период.
И вот, в один прекрасный день я узнал у режиссера, что до момента съёмок осталось меньше пяти суток – а у нас лошади трезвые, хлопцы не запряжены. Машина ушла на грунтовку, окраску и окончательную сборку, а во внутренние пространства баржи и ее надстроек потянулись метры проводов, ламп и микросхем. С последними , правда занимался наш штатный Тесла, и по совместительству оператор – Дима Ратушный, которого и било током вместо меня. (Шутка!)
Светодиодные лампы были идеальны по размеру, но отвратительно выглядели в кадре, лампы накаливания не помещались или светили слишком тускло, а галогеновые, хотя и входили в габариты и светимость, не терпели контакта с водой. Поэтому для последних пришлось делать стеклянные же колпаки. Да! Стеклянные! Герметичные! Жаростойкие! Как хорошо, что я зашел в аптеку и купил десяток химических пробирок, а по соседству с мастерской обосновались стеклодувы.
После испытаний света палуба наконец-то была вставлена в пазы, приклеена, прибита гвоздями и на всякий случай загерметизирована, настало время финальной отделки – настил палубы, грунтовка (на этот раз я СНАЧАЛА защитил носовую оконечность) и покраска. Настил я делал из всё той же рейки — четверки (липа 4 х 0.5 мм), и тонировал влагозащитным серым лаком, который предназначался специально для тонировки дерева под “старину” и поэтому продавался в каждом строительном.
А до этого проверка на плавучесть, и, так как в это время бассейна с водой еще не было в доступности – его привезли и наполнили за два дня до съемок, то проверку баржа проходила прямо в реке, на берегу которой находится студия. Надо сказать, что зрелище было эпичное: три парня, ночью, в темноте тащат эдакую оглоблю по улице, потом по крутому склону берега спускают симпатичный гробик, видят, что он не собирается тонуть, и облегченно вздыхают. Тут до нас дошло, что течение реки уже почти унесло результат полуторамесячной работы. Еле успели поймать! Пойманную баржу подняли, подсушили и начали доводить до ума. Установили фальшборт, якоря, мачту и стрелу крана, быстренько собрали больше сотни ящиков, мешков и чемоданов. И начали съемки.
И как только не издевались парни над моей девочкой! Её обливали, швыряли, обдавали брызгами, били волнами, затапливали, осушали и снова затапливали, наполняя трюмы водой и мешками с песком, а в конце концов на моих глазах сломали ограждение и руль! Варвары и вандалы! Но в конце концов всё было отснято, и я, выдохнув с облегчением, ушел в творческую кому — отправился в отпуск.
Напоследок я хотел бы сказать: работая над фильмом, я каждый день думал о том, что происходило в блокадном городе. Может быть, это и неправильно, но я считаю, что чтить память блокадников, проводя парады на Дворцовой и напоказ нося георгиевские ленточки — это не тот способ. Минуты молчания под звуки ленинградского метронома — достаточно.
Комментарии: